К заходу солнца привычный шум улиц постепенно утихает, освобождая место шаркающим шагам в переулках и грохоту посуды за окнами домов. Я по привычке шёл из часовни домой, слушая как вслед моим шагам с крыши трактира стекает вода. Большой колокол отзвонил в последний раз, а значит, что молитва «Мы есть пламя!» уже подошла к концу — сегодня силы зла не коснутся жителей города, все могут спать спокойно. Разве что если никто не окочурится от чумы или не найдёт нож у своего горла в тёмных закоулках. Иронично как много церковь прикладывает усилий для борьбы с невидимым врагом, в то время как настоящее зло людских сердец протянуло свои руки над каждым из нас.

Мой дом находился неподалёку от набережной: среди тернистых кустов и перегнивших листьев. Когда я сюда переехал, то я видел здесь много птиц, но сейчас свои гнёзда здесь вьют только осы. Это место всегда мне казалось не очень уютным, но с тех пор как я остался в семье один, эти уставленные нарочитой роскошью узкие коридоры и пыльные окна стали навевать всё больше тоскливых воспоминаний. А дождь всё так и не кончается...

Камин ещё не успел остыть к моему приходу. Привычным движением я забросил небольшое поленье в очаг и налил в фужер выдохшегося вина — мой излишне затянувшийся отдых уже давно не придавал новых сил. Весь наш прекрасный род возложил на меня свои надежды о грядущей славе, но получили мы лишь жалкий угасающий огонёк у свечки — я бездарно прожигаю наследство, пока пью и пью в этой дыре. Само собой, любой простолюдин отдаст всё за то, чтобы оказаться на моём месте, но никто не знает о той чудовищной цене, которую приходится платить за моё положение: одиночество.

Быть одному нисколько не ужасно, но безумно тоскливо. Иногда мне кажется, что в старинных полотнах и картинах на стенах я вижу взгляд с укором в мою сторону: «Сын мой, ты моё разочарование.» — как-то так бы и сказал мой отец. В свою очередь я не испытываю никакого сожаления или мук совести. Более того, каждая мысль об этом портрете всё сильнее заставляет меня задуматься о том, чтобы разрезать полотно и сжечь в пламени фамильного очага. Весь этот «груз их надежд»... и неудавшийся «бездельник я».

Мой вечер смакования своей беспомощности был прерван стуком дверь. Мне хотелось бы послать пришедшего куда подальше, но неизвестный продолжал стучать и по двери и по окнам столь настойчиво, что заслуживало хотя бы толики внимания моих пьяных глаз. На пороге показался паж юных лет в к красном расшитом жюстокоре, который до нитки вымок под проливным дождём. Удивительно как быстро небольшой дождик перерос во внушительную стихию.

Мальчишка передал мне письмо, скреплённое печатью с нашим фамильным гербом. Но как это возможно? До сего момента я был твёрдо уверен, что никто даже из самых дальних родственников не заинтересуется мной, столичной крысой. По всей видимости, оно проделало долгий путь прежде чем оказаться в моих руках. Я оплатил труды гонца и грубо захлопнул дверь прямо перед его лицом. Быстрым шагом я взволновано шёл обратно к камину, чтобы прочитать таинственное послание. Кто бы это мог быть? Двоюродный дед точно умер ещё 12 лет назад, дядя живёт на острове, а троюродный племянник слишком плохого мнения обо мне, чтобы потратить столько средств на доставку письма — в наше время с чумой и разбойными нападениями на дорогах письма становятся настоящей драгоценностью.

На дорогом пергаменте ровным почерком было написано следующее:

Погибель пришла в наш род…
Вы помните наш почётный дом, богатый и величественный, гордо возвышающийся на прочном утёсе над болотами? Я прожил всю свою жизнь в этом древнем, окутанном слухами особняке, упиваясь развратом и роскошью, и всё же, я начал уставать от обыденного мотовства. В одиноких, жутких историях говорилось, что сам особняк являлся вратами к невероятной, безымянной мощи. Собрав реликвии и изучив ритуалы, я приложил все усилия на раскопку и обнаружение древних секретов, растратив остатки нашего состояния на смуглых рабочих и крепкие лопаты. Наконец, под просоленными трещинами фундамента, мы раскрыли этот проклятый портал допотопного зла.
Наш каждый шаг нарушал покой древней земли. Поганые, гниющие твари атаковали нас из теней. Мы собрали все силы, что смогли, из нашего товарищества, но мы были в царстве смерти и безумия! В конце, я один бежал, смеясь и плача, по этим коридорам античности, пока не потерял сознание… Вы помните наш почётный дом, богатый и величественный? Он стал отвратительной мерзостью! Молю вас, вернитесь домой, примите наследство и спасите нашу семью от хищных, цепких теней…
Темнейшего Подземелья…
Несколько минут я пытался понять от кого же пришло письмо. Было ясно лишь место откуда оно было отправлено: всё пронеслось перед глазами вмиг — солёный воздух бухты, старинные акведуки цветущего заповедника, роскошный замок — это был город моего детства. Город Гамлет не славился богатством, но был важной стоянкой для моряков и повозок, идущих на север. Это место было символом славы и мощи нашего рода, наш герб внушал страх и уважение каждому простолюдину. И всё же я никогда не думал о возвращении всерьёз до тех пор, пока не пришло это письмо. Я что, действительно единственный оставшийся наследник? Что произошло?

Я всегда обманывал себя тем, что столичная жизнь мне подходит, но это абсолютно не так. Годы превратили меня в унылого пьяницу, бледную тень своих предков. Я не мог и подумать, что мне так сильно захочется уехать отсюда как только мне предоставится маломальский удобный случай.

День первый. В нескольких ящиках и чемоданах уместилась вся моя жизнь — переезд оказался чем-то менее затратным и сложным, чем казалось ранее. По большей части это расстраивало меня, так как ещё раз показывало насколько бессмыслены были мои потуги казаться кем-то значимым для окружающих. Водитель дилижанса — старик с уж очень отталкивающим оскалом — закрепил вещи на крыше дилижанса. Я знал, что старая дорога небезопасна, а посему решил нанять пару наёмников в дорогу.

У каретной станции всегда в безумном пчелином танце сновало множество людей. Толпы не замечали толпы. Среди них были и торговцы всякой всячиной различных мастей вперемешку с грязными попрошайками и работниками по найму. Там же я и нанял двух солидных искателей.

Один из них был одет в латы и держал при себе священное знамя. Не знаю что эти боевые паломники (или «крестоносцы» как они сами себя называют) забыли так далеко от священных земель за которые омывают песок кровью, но этот как на духу стоял передо мной и натирал навершие меча до блеска. Его грубый шероховатый голос был словно наждак, а из-за шлема он и вовсе стал походить на рык, но именно такой человек мне и нужен, чтобы бандиты знали своё место по пути. Заломил он цену немаленькую для наёмника, но разве мне не понадобятся услуги профессионала? Хотелось бы мне, чтобы его сказки о боевом опыте оказались правдой. Зовут его, кстати, Рейнольд.


Второй был поскромнее. Наверное, я бы и вовсе его не заметил, если бы он сам ко мне не обратился. Его имя Дисмас, и мне он показался действительно подходящим на роль охраны человеком: он немногословен, весьма конкретен и обладал некой толикой харизмы. Но больше всего меня зацепил его говор, в нём читалось бандитское прошлое. Смотришь на него и видишь: беспородная шавка, но до жути талантливая в своём деле — именно это он показал нам, когда практиковался в стрельбе. В жизни бы не поверил, что этот невзрачный человек в кожаном пальто может так быстро и точно стрелять. Кажется, даже Рейнольда это удивило.



Так или иначе, мы снарядили дилижанс и отправились на север по старой дороге. Совсем скоро я увижу родной Гамлет... в ещё большем упадке, чем тогда, когда я его покидал. Лишь только в пути я начал испытывать сомнения, но не бывает храбрости без безумия, не так ли?

День второй. Крестьянская жизнь со стороны смотрится не такой уж и простой. Я периодически выглядываю в окошко и смотрю на маленькие домики и скудный урожай, который собирают муравьи в тряпье. Потные, красные, с мозолями на руках, держащих старые инструменты... но на их лицах есть улыбки. Неужто даже их жизнь им кажется интересной? Видать моё богатство лишь пыль в глаза в сравнении с их тривиальным существованием.

День четвёртый. Дисмас и Рейнольд невзлюбили друг друга почти сразу, но сейчас их молчание начинает на меня давить. Даже не знаю отчего мне становится так страшно по ночам: от тяжёлого дыхания сквозь металлический шлем или азартного свечения в глазах бандита? Не знаю кому из них первому придёт в голову напасть на меня, чтобы отобрать всё имущество. А станет ли второй защищать? Так или иначе, мне неуютно с попутчиками.

День пятый. Неуютно и в лесу. С тех пор как мы покинули столичные поля и равнины, мы вышли в густую чащу леса. Здесь веет прямо-таки ледяным холодом. А тени... лучше бы мне не думать о том, что я в них вижу, иначе точно начну лишаться рассудка. Стоило нам остановиться, чтобы смазать колесо, как тут же я услышал вой столь пронзительный, что заставил меня опешить. А запах... мне тяжело даже думать о нём, не то что писать об этом. Всё-таки с моими наёмниками мне уже стало не так уж и страшно...

День шестой. Извозчик [неразборчиво] собачий сын! Колесо налетело на камень, повозку перевернуло и он сбежал! Кричал как ужаленый петух и бежал куда глаза глядят. Скатертью дорога — дальше мы сами дойдём... наверное. Дисмас уже осмотрел окрестности и возвращается ко нам с Рейнольдом. Кажется, нам предстоит пеший ход до Гамлета. А вещи... а кому какое дело до моего серебра? Пускай забирают.

День седьмой. Мы добрались до Гамлета ночью. По пути на нас напали бандиты, но они были совершенно беспомощны перед мечом крестоносца, который разрубал бедолаг напополам. Интересно, а что думает по этому поводу церковь? Дисмас же послужил надёжной опорой для нас на всём оставшемся пути, выслеживая опасности раньше, чем они покажутся перед нами. Пожалуй, это единственная полезная трата денег в моей жизни.

Гамлет... родные пенаты. Издалека виднеется мой замок, а вернее его руины. Все эти коридоры, что кажутся в моей памяти такими родными... всё это прах. Пустой, тёмный, убитый, пыльный, неживой. Наша семья строила его поколениями, а единственный следивший за ним хозяин, мой предок, с большим успехом похоронил труды десятилетий. Я думаю, что мне ещё предстоит узнать о нём побольше в этом месте.

Извозчик же оказался местным Смотрителем — управляет городом в отсутствии знати. Сам же город даже описывать стыдно, но всё же меня приняли здесь достаточно радушно. Горожане устало смотрели на то как глашатай извещал о моём прибытии, Смотритель что-то бормотал про себя, уходя домой, а я стоял на твёрдой земле и чувствовал как много работы впереди. Мой предок владел этими землями, а теперь и я унаследую всё: и наше величие, и наши грехи, и наш долг перед этими людьми.

Время отдыхать, чтобы наутро собрать экспедицию. Я слышал, как в городе поговаривают, что в руинах замка теперь поселились сектанты во главе с каким-то некромантом. Думаю, что эту работу я как раз и поручу моим верным наёмникам — Рейнольду и Дисмасу. Может быть тем самым они однажды и найдут на старой дороге своё искупление.

Когда я ехал сюда в обитой бархатом карете, то и подумать не мог, что окажусь в такой дыре. Мне почему-то думалось, что в Гамлете я смогу найти себе пристанище на год-другой, залечь на дно и заработать на начало новой жизни, но мои планы обрушились как и сам дилижанс в лесу. Впрочем, жизнь меня ничем не удивила — бывало намного хуже.

Быть наёмником и работать на кого-то, мягко говоря, не совсем по мне. Раньше я был настоящим вольным художником — разбойником с большой дороги. Бывало так, что я стягивал с изрезанных рук богатеев браслеты и кольца ценой в здорового коня, срезал серьги с ушей и набивал сумки золотом, а теперь меня нанимают на неопределённый срок, всего лишь обещая «большую выручку» в будущем. Никаких гарантий, кроме громких слов о знатности рода нашего господина. Вот всё никак не пойму одного: это я низко пал или это мой второй шанс после всего что я сделал? Не сомневаюсь, что года три назад я бы посчитал себя тем ещё неудачником.

Народец тут, конечно, бедноват. Женщины стирают бельё в старом колодце, на месте рынка (я могу только предполагать, что он здесь находился когда-то) пустую площадь украшает лишь одна-единственная цыганская кибитка, а дыры в крышах могут лишь вызывать нервный смешок. Зимой, насколько я могу для себя сделать выводы, проще жить в пещере, чем хоть в одной подобной развалюхе.

Насчёт цыганской кибитки отдельный разговор. Я, разумеется, попытался «позаимствовать» симпатичный блестящий камень, но эта торгашка возникла из темноты и мигом схватила меня за запястье: видимо, старею. А вот наш наниматель с удовольствием что-то у неё купил, разрождаясь льстивой улыбкой. Самое любопытное как раз-таки то, что купил он именно тот самый камень и отдал его мне со словами: «Это непростая вещица — возьмёшь её с собой». Ага, разумеется, а инструкция прилагается?

Затем мы ушли в трактир, где встретили Рейнольда. Нас оставили вдвоём, пока наш наниматель вышел встречать новый дилижанс (слухи о Гамлете расползаются быстрее, чем я думал). Мы попытались завести диалог, но вышло как-то не очень. В конце концов, мы довольно разные люди и нам почти не о чем говорить. Да и о чём беседовать с фанатиком, если он даже в корчме свои латы не снял? У меня это металлическое чучело доверия уж точно не вызывает.

Попытался попасть в игровой зал, но меня узнали после того случая в городе... а, впрочем, моим мемуарам не нужны уточнения. Скажем так, однажды я крупно сорвал банк в одном довольно приличном заведении. Да, вынужден признать, что две десятки в рукаве я прятал с самого начала игры, но кто бы мог подумать, что обман когда-нибудь вскроется? Теперь все заведения в королевстве знают моё имя и наотрез меня не впускают. Ни о чём не жалею, но лучше я буду избегать встречи со здешней охраной лишний раз.

Когда я вернулся в бар, то обнаружил, что за нашим столом сидят уже трое. Вроде бы как даже беседуют о чём-то. Оказалось, что сбылись мои наихудшие опасения: это наши новые боевые товарищи. Одну зовут Парацельс, и она учится на врача. Говорит, что работает «чумным доктором» — складирует тела, вскрывает трупы, лечит чумные нарывы. Это всё, разумеется, сотню раз благородно, только вот зачем нам специалист по чумным заболеваниям в сражениях с бандитами и некромантами? А её глупый костюм... это просто нелепо. Если бы не сладкий голосок молодой девицы под этой маской, то я бы не отличил её от мужика. Без понятия что она тут забыла, но пускай остаётся. Хотя мне до сих пор кажется, что меня и придурка в латах хватило бы сполна.

Вторую зовут Джуния и она весталка — боевая монахиня. Как только она открыла рот и начала говорить, я сразу понял, что она споётся с Рейнольдом. «Свет, Свет, Свет», — говорила она. «Бла, бла, бла», — слышал я. Однако всё же от неё я ожидаю большей пользы, поскольку она действительно обладает целебным даром и даже смогла это продемонстрировать. Она открывает при нас книгу, бормочет про себя что-то, а затем громко читает отрывок, водя рукой перед моим лицом и, вуаля — мой здоровенный шрам на шее немного вполз вовнутрь. Сказать, что я удивлён — ничего не сказать.

На выходе нас уже ждал наш наниматель, который как раз расплачивался со смотрителем. Вроде бы тот, в свою очередь, божился, что распространит вести о Гамлете по всему королевству, чтобы и люди и деньги начали возвращаться в «родную обитель» нашего господина. Что же, посмотрим.

Перед выходом нам дали час на сбор провианта и короткий сон. Взяли с собой внушительных запасов еды (всё же мы на несколько дней уходим), купили лопату и факелов. Джуния настояла на покупке святой воды в прилавке монастыря, а Парацельс за время подготовки нахимичила в колбе какую-то микстурку. Денег у нас навалом — за всё заплатит богатенький хозяин. И всё же приятно быть снова в каком-то деле.

День второй. Нашу команду особо сплочённой не назовёшь, однако мы всё же стараемся не ссориться лишний раз и даже подбадриваем друг друга по пути. По крайней мере дойти до руин нам удалось без лишних проблем. Мы остановились у больших приоткрытых деревянных дверей, затем осмотрели гигантский замок снаружи и решили в каком порядке мы пойдём. «Построение в бою задаёт ход сражения» — это я слышал от наших командиров год за годом, что неизбежно отложило на мне отпечаток.

Джуния сама вызвалась прикрывать нам спины, следовать позади. Она напомнила нам о том, что её навыки целителя более ценны, чем сила рук — благоразумные и ответственные слова, достойные воительницы Света. Да благословят её Святые за мудрость и прямоту. Дисмас хоть и казался мне всегда подозрительным человеком, но на самом деле довольно ясно изъявил желание идти прямо за мной. Бахвальство или надёжность? Парацельс промолчала.

Мы разожгли факелы, прочитали молитву о надежде и Стих 38, после чего вошли в чертоги врага. Внутри пахло спёртым воздухом, словно мы вошли в гробницу: тёплый, несвежий, застоявшийся аромат затхлой ткани и пыли. Что мы найдём на нашем пути?

День третий. Мы продвинулись на несколько комнат вперёд. Если бы не темнота, то, наверное, прошли бы уже половину замка за это время, но нам нужно было идти исключительно тихо и аккуратно, ведь мы точно не знали на что наткнёмся. А на пути мы встретили то, о чём мне писать сейчас особо тревожно: мы встретили настоящую нечисть. Это были совсем не те вещи, о которых обычно говорят в мифах — это кости и мёртвая плоть, шедшая строем и стучащая зубами. Отвратителен даже их пустой взгляд, направленный в нашу сторону.

Я ничуть не страшился и не колебался. Даже наоборот: я никогда не ощущал такой прилив сил и ярости, как в сражении с нежитью. И всё же слухи были правдивы и сектанты творят здесь что-то немыслимое. Кому они служат? Свет спаси нас...

День четвёртый. Проходя по коридорам, мы наткнулись на пустующую исповедальню. Бандит не сразу даже понял что это за «шкаф» — как он выразился — и небрежно дёрнул за дверь. Болван и невежа.

День пятый. Факелов осталось на сутки, а мы ещё не осмотрели те секции, которые наметили к изучению вчера. Пройдём ещё пару комнат и вернёмся назад — жизни дороже наживы. Что бы там не говорил Дисмас...

Парацельс случайно наступила на подвижную часть плитки на полу, которая оказалась ловушкой. Бедной девушке пробило обе ноги вылезшими из-под пола металлическими кольями удивительной остроты. Дисмас осмотрел ловушку, пока я поднимал Парацельс на плечи — он сказал, что она установлена совсем недавно. Проклятые сектанты.

День шестой. Мы сидим у костра и готовимся идти обратно. Джуния всё не отходит ни на шаг от Парацельс, помогая ей бинтовать ноги — мы оба молимся за её здоровье. Дисмас куда-то ушёл, вроде как на небольшую разведку. Я же сижу и смотрю на языки пламени. Не могу поверить, что мы действительно занимаемся всем этим. Я пытаюсь объять своими мыслями масштабы того зла, что здесь обитает, но боюсь, что это просто невозможно. Сама мысль о том, что кто-то беспокоит мёртвых и заставляет их служить своим отвратительным целям невыносима для меня. Мертвецкая гнусь всё так и стоит у меня перед глазами: я ещё долго не забуду как один из них пролил на меня свой кубок, после чего мне стало так жутко, что даже руки затряслись — я бестолково махал мечом и не мог попасть по нему, пока мои товарищи не прервали его власть надо мной. Это место стало началом моих новых кошмаров...

Мы отправились спать, но ночью на нас напали. Дисмас заметил врага самый первый и выстрелил картечью, чтобы мы все точно проснулись. Даже Парацельс встала на ноги, чтобы помогать отбиваться. Нападение совершили бандиты, наверняка выслеживающие нас ещё с момента входа в руины. В такой кромешной тьме я не мог понять кто где стоит, а тем более куда я должен бить. Благо один хороший удар плетью по мне сразу сообщил, что слева стоял здоровенный бугай. Всё закончилось быстро. Интересно, их тела тоже присоединятся к армии некромантов? На моё предложение их вынести или хотя бы сжечь группа отреагировала крайне отрицательно. Я могу их понять, ведь все мы устали, но я более чем уверен, что так мы только поможем сектантам. Впрочем, это в прошлом — мы возвращаемся в Гамлет.

По дороге мы с Дисмасом менялись сменами и по очереди несли Парацельс на плечах. Видимо, прошедшая неделя боёв смогла пробудить в нём что-то человечное. Да сохранит Свет и его душу — кем бы он ни был.

Экспедиция успешно вернулась из своего первого похода. Насколько я могу рассудить, их отчаянно храбрые действия вполне оправдали себя — ныне мы знаем что находится в руинах. К сожалению, слухи были правдой и мы действительно имеем дело с тем, что какая-то секта захватила наше имение. В глубине души я даже рад, что сейчас пишу в комнате трактира в Гамлете, а не живу среди завалов и гнетущей разрухи. И всё же новости с экспедиции не радуют: кто-то оживляет мёртвых, плодит мерзких тварей и разводит паучьи сети словно по какому-то замыслу. Мы явно имеем дело с чем-то внушительным, умным, хитрым, коварно злым.

С собой мои наёмники принесли достаточно золота, чтобы окупить припасы ещё на несколько экспедиций вперёд. Хотя я ожидал, что они принесут больше. Различные безделушки, исторические документы и статуэтки хорошо расходятся у проезжающих мимо торговцев, которые платят порой солидные деньги за вещи с моим гербом на них. Это не вернёт славу моему роду, но хотя бы озолотит мой пустой кошелёк.

О городе услышали во всём королевстве и, наконец-таки, в Гамлет хлынула жизнь: люди с окрестных деревень возвращаются в родную обитель, где их ждёт стройка и восстановление некогда процветающего города. Однако я всё ещё ловлю на себе косые взгляды горожан, когда я прохожу мимо. Почему-то люди в страхе отводят глаза от меня. Что они видят во мне и неужели наш фамильный герб это действительно символ трепета и отчаяния? Возможно, мой предок постарался особенно тщательно чтобы сделать нашу фамилию символом ужаса — эта мысль пришла ко мне в голову, когда я наткнулся в городе на пустующий архив, где на столе была оставлена для меня записка со словами: «со временем ты узнаешь сколь велики были мои неудачи». Он точно знал на что шёл, когда связывался с тёмной магией — я чувствую его (уже и свою) вину за то, что всё это вообще происходит. К сожалению, все ящики в архиве закрыты, но я найду способ узнать какие ещё записи здесь мог делать мой предок.

Смеркается. Чумного доктора отвели в больницу, я оплатил ей лечение. Говорят, что она оправится довольно быстро. Разбойника и крестоносца я за весь день так и не встретил, а вот весталке я порекомендовал отправиться в монастырь и дал денег для настоятеля, чтобы тот её впустил. Всем нам нужен отдых — впереди много работы.

Новый день. В Гамлет прибыло сразу двое новобранцев, а мне даже немного стыдно за их разочарованный взгляд и перешёптывания о том какая же это дыра.

Сначала я думал, что в следующую экспедицию отправлю сразу всех шестерых, но присмотрелся к количеству провианта, который завозится каждую неделю, и понял, что идея эта явно обречена. Группа из четырёх — самый надежный выбор: налегке и в компании. Просто буду стараться их менять, перемешивать и отправлять самых сильных.

Оба подписали контракт: арбалетчица и ещё один разбойник — они выглядят как настоящие профессионалы. Первую зовут Миссандея, и выглядит она особо сурово. Во время того как смотритель выдавал ей пособие, она и глаз не сводила с него, словно целилась промеж впалых глаз. Её молчаливость и напряжённость нисколько не делают её приветливой, но именно такой человек нам и нужен сейчас.

Разбойника звали Пикот. На вопрос о том знает ли он Дисмаса тот лишь демонстративно поднял бровь и наиграно усмехнулся. Значило это «да» или «нет» — понять было невозможно. Первым же делом он направился в бордель — да, именно эти люди должны спасти наши души от истинного зла. Удивительно, но уже через несколько минут его оттуда вышвырнули как помойного кота, предварительно отвесив хлёстких пощёчин. Я не стал разбираться в чём было дело, но шуму на улице было достаточно. Пришлось просить смотрителя разогнать народ подальше от трактира.

Неделя подходит к концу. В конце моей вечерней прогулки от монастыря до трактира, я увидел яркое объявление на доске объявлений, где обычно ошивается глашатай. Этой ночью в городе объявили консилиум оккультистов со всего королевства. Сперва я отнёсся к этому с большим скепсисом, но всё же решил отправиться туда ради удовлетворения своего любопытства. И это было категорически правильным решением. Я подоспел в самый разгар мероприятия и лицезрел нечто невероятное: десяток худоватых мужчин в мантиях и тюрбанах разных форм говорили о чём-то на совершенно недоступном мне языке и при этом совершали яркий и пугающий ритуал: щупальца возникали то тут, то там, перемещая рунические камни от одного человека к другому.

Я стоял словно заворожённый и наслаждался их пением. Этот язык... он заставляет съёжиться от того как дико он звучит. В конце концов, окончательно я был покорён тем, как один из них (тот, что держал в руке яркий полированный череп) поднял узловатые худые руки вверх и воскликнул что-то неведомое. Через мгновение рассечённый вдоль олень, лежащий на камне среди свеч и луж собственной крови, мгновенно зарастил на себе всю плоть. Тёмная магия усатого смуглого мужчины смогла заставить угасающую полумёртвую плоть шевелиться, восстанавливаться, заново жить. Я точно знал, что именно этот человек должен быть с нами.

Как только оккультисты начали собирать свои вещи и направляться обратно в центр города к дилижансам, я понял, что это мой шанс предложить ему сделку. Ту же сделку, что и предыдущим моим наёмникам. «Я согласен.» — сказал он как только я подошёл. Я переспросил откуда он знал о чём именно я его спрошу, но тот лишь рассмеялся и похлопал меня по плечу, направляясь со всеми в город. Этого оккультиста зовут Альхазред.

Наутро мы собрали новую экспедицию. Альхазред проявил энтузиазм и сразу же направился в лавку за припасами и благовониями; вместе с ним я решил отправить обоих новичков. Сопровождать новую группу я решил отправить кого-то наиболее надёжного из тех, кто мне служит и выбор пал на крестоносца Рейнольда, что так некстати упражнялся во дворе местной гильдии. Им предстоит долгий путь в чащу.

День первый. О горе тем, кто доходит старой дорогой до этих диких мест. Уж я-то знаю какие вещи сокрыты в старом камне порочного замка, стоящего среди непроходимых гнилых ветвей этого леса. И всё же я откликнулся на призыв и решил бороться с Мгвулгтнахор — абсолютным злом, несмотря на все мои с ним договорённости. Природа звёзд и Того-Кто-Сокрыт-В-Тени устроена иначе, чем наша — им не свойственно быть обязанным, они гораздо старше нас: могущественные из могущественных, кто ведает наши судьбы, склоняет чаши весов, обрывает жизни как сорняки в саду. Но даже их влияние можно почерпнуть, а я в этом стал самым преисполнившимся из всех тех, кто доходит до «города Гамлета». Поэтому я им нужен.

Нас ведёт крестоносец — воин света. Он поклоняется книжным трактатам, которые до него переписывали десятки раз, и после него же и перепишут вновь. Глупый слепой ребёнок. Пускай тешит себя тем, что даёт ему его Свет, ведь это не моё дело, но его ревнивая убеждённость не может не смешить. Святые гниют среди н'гхфт, пока он им бессмысленно поклоняется — и никто ничего с этим не поделает.

День второй. Идя по узкой тропе среди зарослей, я услышал мнахн'т гоф'нн, щёлкание челюстей и перешёптывания в паутине. Пауки. Они говорят о блестящих камнях, которые лежат в карманах их жертв. Я предложил пойти в их сторону, чтобы убить и забрать драгоценности. Моё предложение нашло их поддержку: то ли за неимением других вариантов, то ли действительно алчность толкнула нас на риск. Хотя, уничтожив тварей, мы действительно нашли на месте их коконов чьи-то останки и сумки с вещами, но драгоценностей в них не оказалось. Рейнольд подошёл, достал руками каждую из них и вывалил оттуда лишь трухлявый мусор. Впервые вижу, чтобы пауки ошибались...

День третий. Долгие витиеватые тропы изнуряют нас, колючие заросли пришлось разбирать руками, покуда наша единственная лопата уже давно сломалась. Иголки доставать из рук ещё более неприятно, чем казалось со стороны. Пикот и Миссандея вечно спорят о том как правильно прорисовать на карте наш пройдённый маршрут. Как глупо: внести ясность и порядок в эти места невозможно, ведь само пространство вокруг меняется по чьему-то замыслу — я чувствую как мы начинаем ходить вокруг одних и тех же мест.

Отвратительные создания атаковали нас внезапно. Грибы и серая липкая гнусь, проросшие сквозь мягкие хлипкие человеческие тела тех, кто потерялся в этом лесу. Их страдающий вид так и остался запечатлён в плену мицелия. Споры забивают нос и рот, рядом с ними невозможно даже вдохнуть, режет глаза. Рейнольду досталось больше всего, ведь он шёл впереди. Воину Света один из грибных людей смог прорастить свои споры прямо сквозь латы, отчего тот запаниковал и бросил свой меч, принявшись судорожно руками срывать с себя броню. Мы еле отбились, после чего ещё долго успокаивали крестоносца.

День четвёртый. Чаща настигла нас самым ужасным ужасом из всех. Наша усталость начала брать верх над всяким здравым смыслом — мы не справляемся. Наши раны от всё новых сражений залечивать тяжело. Все ждут, что я смогу зарастить на них любые порезы и синяки, но сосредоточиться на их нгахнах не так-то просто. Как будто я какой-то целитель или шарлатан с припарками! Эти глупые дикари ничего не понимают о том, что я делаю и зачем я им нужен!

Привал. Еды на всех не хватило, но Миссандея принесла свежих грибов. Свежих ли? Я есть её стряпню не собираюсь ни за что! Пускай набивают свои животы любой «съедобной» гадостью, а я справлюсь и без этого мусора. В конце концов, бтхнкорнах ахорнах ах н'гхфтепхаи сот — питаться можно и Пустотой. Бездна хранит лишь тех, кто отчаялся больше остальных.

Все спят, а мне не даёт покоя сумка Рейнольда. Вот и вскрылась вся правда об этом лживом крестоносце — настоящий бандит, мерзкий подонок, вор! Он украл все драгоценности, которые. мы нашли среди коконов пауков. Это он нас всё это время обкрадывал понемногу! А я всегда чувствовал, я догадывался. Но ничего: посмотрим как он запоёт наутро, когда я спрошу об этом при всех...

Ночью на нас напали. Слизь, обретшая форму — живые духи леса, искажённые болотные орр'е, которые медленно переваривают тех, кому не повезло быть ими поглощённым. Сколько бы мы не сражались, их становилось только больше, ведь каждая выжившая слизь воссоздавала всё новую слизь. Трусливый крестоносец не мог собраться с силами и рыдал, пока слизь наносила всё новые удары, которые я не успевал заращивать. Нам не хватало сил, чтобы управиться со всеми одновременно. Мне пришлось... я был должен что-то предпринять и... [неразборчивые каракули], я призвал [дальнейший текст нельзя разобрать].

Когда со слизью было покончено, мы обнаружили, что Пикот уже не дышит. Лежит в серо-зелёной липкой луже лицом вниз и не подаёт признаков жизни. Я уверен, что либо ретивый рыцарь, либо мазила с арбалетом его подставили! Они явно не хотят, чтобы мы ушли отсюда живыми, ОНИ ВСЕГДА НЕНАВИДЕЛИ ЕГО, Я СЛЫШАЛ КАК ОНИ ПЕРЕШЁПТЫВАЮТСЯ МЕЖДУ СОБОЙ!

Пора возвращаться, пока не слишком поздно...

День шестой. Он пришёл за нами, чтобы добавить нас в свою коллекцию. И мы увидели СКОЛЬКО он собрал таких! Головы, головы, головы. Там же будут и наши. Мне стоило быть осторожнее...

Грязная повозка везла нас целые сутки по каменистой дороге — в моих краях так обращались разве что со свиньями. Заливаясь смехом, извозчик гнал лошадей по тропинкам сквозь тёмную лесную чащу в это злополучное место. Безумец мигом выскочил из кареты как только остановился, после чего побежал за какими-то бумагами. Уже через несколько минут перебинтованной рукой я подписал свой контракт с этим местом. Гамлет раньше был для меня лишь точкой на карте — теперь это мой новый дом. Складывается ощущение, что это последняя глава в моей жизни, ибо зло этого места даже не скрывает себя. И всё же я прибыл сюда с целью. В конце концов, уродство проказы на моём теле не будет так заметно на фоне уродства душ тех, кто сюда приезжает.

Под вечер улицы моментально пустеют, местные жители боятся ночи. Даже солнце здесь какое-то... мёртвое, тусклое. Как я. Вокруг и всюду до самого горизонта видно только слякоть и перегной из листвы в голом лесу, над которыми возвышаются развалины старого замка. Высокие стены не наводят на меня никаких больше чувств, кроме сожаления, тихой скорби и смирения. Дни моей бытности, когда я возвышался над целым городом и справедливо им правил давно миновали — я ношу эту маску как знак моего добровольного изгнания. Меня не примут с радостью в трактире, девы не будут обнимать меня на перьевых подушках, мне не улыбнутся при встрече на улице, но я знаю, что всё равно буду им дорог, ведь никто так яростно не желает сражений как я. Бойтесь тех, кому нечего терять, кроме Света.

Новый день. Под повязками и бинтами снова жжёт и чешется — проказа не даёт мне покоя долгие годы. Пока женщины из борделя поутру стирают простыни на улице, я в это время подготавливаю новые бинты, которыми закрою всё тело целиком. Мы чем-то с ними похожи: мы оба усидчиво вымачиваем белые тряпки, стараясь не вглядываться в них слишком сильно, чтобы ненароком не задуматься о том почему же они испачканы. Нас обоих это лечит, позволяет чувствовать себя чище: будто всё плохое в нашей жизни с мутной водой уходит прочь. Мы оба не хотим, чтобы нас в этот момент разглядывали и изучали — мы хотим, чтобы очищение было искренним, уединённым, откровенным. Разница наша лишь в том, что они всегда будут прятать глаза от посторонних — я же даже в самых грязных бинтах непреклонен. За этой блестящей маской сокрыто язвенное лицо без носа и скул, но даже во впалых моих глазах я вижу Свет. Я лучше их всех понимаю, что страдание и бытие неразрывно связаны.

Вечер. Монастырь наполнили прихожане, среди которых был и крестоносец, о котором судачат на улицах. В беглых перешёптываниях людей я узнал о том, что с последней вылазки его еле-еле донесли в таком чудовищном состоянии разума, что он не мог разговаривать целые сутки. Что могло сломить воина Света?

Утром следующего дня меня пригласили в новую экспедицию. Наш наниматель собрался исследовать новое направление: ходят слухи, что старые акведуки в заповеднике заполонили какие-то твари, которые ничего не боятся. Что же, я познакомлю их с новыми ощущениями.

Нас собрали в казармах, где отдыхали все остальные, и снарядили как следует —хозяин не щадит золота: факелы, сумки с провиантом на несколько дней, кирки и лопаты. Кажется, он учёл ошибки прошлого похода. Вместе со мной отправили в путь таких же как я новичков. Первая из них была высокой женщиной в дорогой, но поношенной меховой накидке. Она говорила с выраженным северным акцентом, постоянно путая слова, а от её рук разило резким запахом копоти и жира (если верить тому, что сказала Парацельс — чумной доктор — когда её грубо схватили за клюв её маски). Безжалостная дочь Севера прибыла с далёких земель, чтобы найти здесь славу. Её поведение нельзя описать иначе как дикарское, её совсем не волнуют наши правила и обычаи, но её грубая сила ещё найдёт своё применение, когда мы доберёмся до заповедника.

Второй скрывался ото всех нас в отдалении и долгое время не показывал лица. Я чувствовал, что что-то с ним не так, но не мог заставить себя подойти к нему поближе и рассмотреть, потому что как никто другой знаю каково жить всю жизнь без лица, быть отвергнутым. Весь его внешний вид говорил лишь о том как много ему пришлось пережить. Когда он застёгивал наши мешки на стоянке, мимо нас проходила весталка. Одного его взгляда на служительницу Света Джунию хватило, чтобы та с криками «Выродок! Чудовище!» чуть было не набросилась на него. Когда вернусь, то обязательно попробую узнать у неё что она имела в виду.

Последнего нашего героя я и вовсе не ожидал здесь увидеть. Что мог забыть в такой глуши шут с его лютней и бубенцами на носках? Смотритель объявил нам, что его зовут Сарментий и он выступал в здешних местах уже довольно давно и вот только сейчас решил заняться чем-то более рискованным. На усмешки остальной кучи наёмников, заполонивших казарму он достал из-за спины свой острейший серп и со всей силы вонзил его в стол. Громкий стук попал ровно в такт со звоном бубенцов — услышав такой неожиданный звук все мгновенно утихли, уставившись на шута в центре зала.

Настоятель монастыря прочитал нам вслед молитву, наставляя нас на удачный путь. Группа обменялась с остальными рукопожатиями, но я всё же не стал никого пугать своим видом и предпочёл просто пойти дальше впереди остальных.

Я стараюсь писать продолжение в свободное время, так что если зайдёте сюда через месяцок, то имеете все шансы увидеть новую главу или даже две!

Спасибо, что читаете меня <3. Все ссылки на мои социальные сети есть в профиле — там вы найдёте больше рассказов, стихов, прочего творчества. Буду рад видеть вас там: добавляйте в друзья в Steam, оставляйте комментарии и оценку — всё это хороший стимул продолжать.